Моя бабушка ощутила на себе ужас сталинского режима. Её отца "раскулачили", и когда он состарился в лагерях, ей разрешили ехать забрать его домой умирать.
Натерпелась страхов она в ту поездку. Началось всё с приёма в "большом доме".
Охранник на проходной её тогда спросил: "девушка, а вы не боитесь, что вы сюда зайдёте и никогда уже не выйдите?"
Страхи контролирует сознание. Но когда человек становится старым и сознание его слабо, страхи рвутся наружу.
Смотрит моя бабушка в окно на то, как бомжи копошаться у мусорного контейнера, и говорит: смотрите, а ведь они в помойке записки ищут, чтобы отнести "куда следует".
И сетует: страшное сейчас время, ещё страшнее, чем было.
Натерпелась страхов она в ту поездку. Началось всё с приёма в "большом доме".
Охранник на проходной её тогда спросил: "девушка, а вы не боитесь, что вы сюда зайдёте и никогда уже не выйдите?"
Страхи контролирует сознание. Но когда человек становится старым и сознание его слабо, страхи рвутся наружу.
Смотрит моя бабушка в окно на то, как бомжи копошаться у мусорного контейнера, и говорит: смотрите, а ведь они в помойке записки ищут, чтобы отнести "куда следует".
И сетует: страшное сейчас время, ещё страшнее, чем было.
Пока маленькая была - была какая-то трогательная и преступная уверенность, что всё - навсегда
Но больше всего не хватает именно любви. И той, которую "недодала" - особенно